ПУБЛИЦИСТИКА, ПРОЗА, ПОЭЗИЯ.

Выпуск #22

ЛЮБОВЬ, ПОБЕДИВШАЯ СМЕРТЬ
Публикуется с разрешения ИД "Провиниция". Перепечатано из газеты «Мещерская Сторона»

Однажды во время спектакля у Леонида Филатова пропал голос. За кулисами на него обрушились с вопросами: «Лень, ты поддал что ли?» Хотя знали: ни на репетициях, ни тем более перед спектаклем он себе ничего подобного никогда не позволял.
Категорически. «Бог с вами, - с усилием прохрипел он, - сам не могу ничего понять»... Плохо ему становилось постепенно. Когда наконец обратился в Чазовский центр, один из врачей спросил: «Давно так с вами?» «Года два», - бодро ответил Филатов. Врач удивился - судя по анализам, пациент был серьезно болен, как минимум, лет двадцать.

Леонид Филатов: Слово «инсульт» просто никому в голову тогда не могло прийти. Как все обыватели, я думал, что инсульт - это кровоизлияние в мозг и паралич. Поэтому, когда мне поставили такой диагноз, я очень удивился... Я продолжал плохо разговаривать, с трудом ходил. Я становился подопытным у самых видных медицинских светил, но ничего они у меня не находили. Когда валялся в одном из подмосковных санаториев, где, по сути, медленно умирал, вдруг появился Ленька Ярмольник. (Я был уже никакой - сил самостоятельно подняться не было, жена меня переворачивала с боку на бок.) Ярмольника отозвала мой лечащий врач и предупредила: «Через несколько дней он умрет...» Ленька не стал дожидаться моей кончины и тут же запихнул меня в машину (сам я уже не ходил) и повез в какой-то медицинский НИИ. Обследование показало, что все дело в почках.

Но при моем состоянии нельзя было делать операцию - не вынес бы. Год меня безуспешно пытались поставить на ноги. Не буду вдаваться в физиологические нюансы, это мало кому интересно, но помотаться со мной жене и маме пришлось изрядно. Я старался не падать духом, по возможности подбадривал их. Чтобы не раскиснуть окончательно, начал писать «Лизистрату» - комедию в стихах. Но, поскольку рука уже не работала, затверживал в уме строчки, доносил до дома и там жене диктовал. Тяжелая болезнь, как «лакмусовая бумажка» - кто-то самый родной (казалось бы) с легкостью уходит в сторону, а кто-то рядом до самой последней минуты.
Филатов уже мало надеялся на выздоровление, но жена точно знала, что он выкарабкается, что это еще далеко не конец.

Л. Ф.: Подвиг - всегда подвиг. Есть подвиг многолетний, христианский, как несение креста, который человек осуществляет годами изо дня в день. Нина взвалила меня на горб и тащит по жизни. И моя старенькая мама тоже. Они верили, что я еще поживу. Да плюс еще Ленька Ярмольник. Вот какие парадоксы происходят: Ленька весь из себя светский человек, казалось бы, распылившийся в жизни, делающий одновременно тысячу дел, умеющий зарабатывать деньги, маленько при этом занимаясь искусством. Мы с ним какое-то время работали в Театре на Таганке. Другом я бы его не назвал. Просто коллеги. Не более. Когда уже никому не надо было возиться со мной, появился Ленька... И реально помог. Все последующие годы он уже из моей жизни не исчезает. Непонятно, что такое болезнь - испытание или наказание. А моя жена... Не то, чтобы я в ней сомневался, но при неблагополучной ситуации думал, что она, как многие красивые артистки, взбалмошная, беспечная... Женщинка этакая. Я не думал, что она меня тут же бросит, но думал, что буду ей сильно в тягость.

Филатову повезло: по окончании института он сразу попал на Таганку, Мекку богемы 70-х. Вознесенский, Параджанов, Андроников, Шнитке... Они были не только зрители, но и друзья театра. Когда над Юрием Любимовым сгущались тучи, «гвардия» деятелей культуры шла на его защиту. А между тем ни один из них не мог не обратить внимания на молодую хорошенькую актрису Нину Шацкую. Она очаровывала всех, с ней стремились познакомиться, заговорить, взять за локоток... Без дурных намерений, разумеется. Когда Филатов только поступил в театр, Нина (будучи в первом браке) родила сына и как раз находилась в отпуске по уходу за ним. Первое время они понятия не имели о существовании друг друга. Хотя Филатов частенько рассматривал большие черно-белые фотографии актеров в фойе театра, где среди прочих таинственно улыбалась ему «актриса Н. Шацкая». Он был тоже женат, считал свой брак благополучным и не стремился его разрушать. Наличие семьи у Нины исключало ее из разряда потенциальных соискательниц легких амурных приключений, к тому же внутри своего коллектива (обе пары служили в одном театре). Он стал нарочно заглядывать в те места, где могла появиться Нина, приходил на репетиции - сидел в сумерках зрительного зала и смотрел, как она двигается, разговаривает. Нравилась она ему чисто эстетически, не более того (а может быть, он боялся признаться себе в большем). Вскоре что-то «странное» в виде ответного интереса появилось и у Нины. Они оба боялись себе в этом признаться.

Л. Ф.: Я знал, что она чужая жена, и это закрывало для меня право за ней ухаживать. Она была очень красивая женщина. А я - провинциальный щенок. Чрезвычайно нахальный, не битый еще жизнью. Мне просто нравилось смотреть на нее. И какое-то время этого было достаточно. Я прибегал в театр (наврав что-то жене, которая знала мое расписание, поскольку мы вместе работали), когда здесь должна была появиться Нина... днажды утром он примчался на прогон спектакля «Живой». Он проскользнул в полутемный зал и едва не наскочил на Нину. Она стояла в проходе. Л. Ф.: Мистика какая-то. Бред. Но в глубине души я этого ждал. Тихо подошел и поцеловал ее в шею. Отчего? Почему? Не могу объяснить. Мы стояли в проходе, одновременно что-то невнятно бормотали... После этого случая мы долго избегали встреч. Потом украдкой стали видеться, подолгу разговаривали. О чем? Наверное, о какой-то ерунде, главное - нам было просто приятно быть рядом. Ужас положения был в том, что страсти разгорались на одном «пятачке», внутри небольшого творческого коллектива. Ситуация, я вам доложу, не из приятных. То, что мы так старались скрыть ото всех, на самом деле ни для кого тайной не было. Нас выдавали глаза, интонации голоса. А нам казалось, что мы такие конспираторы!.. Но тяжесть на душе была... Я передать не могу. И длилось так несколько лет: мы встречались, но ни она не уходила из семьи, ни я. Нина первая разошлась со своим мужем, а я еще два года был в браке. В конце концов, оказавшись свободными, мы сошлись как муж и жена. Это было так давно... Он курит одну сигарету за другой - едва затушит одну, рука уже тянется к следующей.

Похоже, табачный дым стал для Филатова как воздух. Даже в больнице медсестры вынуждены были мириться с сигаретой - извечным атрибутом еле живого пациента. Ничего не поделаешь, сам хирург разрешил - последняя (как все тогда думали) радость в жизни. Сразу после полостной операции, едва очнувшись от наркоза, первое, что произнес Филатов: «Курить...» Все засуетились, забегали, просили его не зажигать спичку - вокруг много кислорода (подушки, маски, баллоны) и все отделение может взлететь на воздух. Говорить с ним о здоровом образе жизни - напрасный труд, Филатов просто понятия не имеет, что это такое: курит «как паровоз» с 15 лет, практически не бывает на свежем воздухе, а слова «массажер-тренажер» его просто пугают. Московскую зиму, промозглость, слякоть он ненавидит, поскольку сам человек южный, из Ашхабада. Вообще он ленив на какие бы то ни было физические движения. Даже на пешую ходьбу. А вот мозгами поработать, пьеску сочинить, книжку стихов написать - пожалуйста.

Л.Ф.: Учитывая, что я инвалид и имею право не выходить на улицу - не выхожу. Материалы программы мне привозят отсматривать домой. Съемку тоже делали дома. Но я не до такой уж степени неходячий, просто если можно чего-то не делать, то я не делаю. Любимого человечка - внучку - привозят ко мне в гости. С ней общаюсь... Всего у сына три дочки. Почти каждый год рожают. Пойми их: приходят и в очередной раз заявляют: «А у нас еще один будет...». А сами-то они нищие - ни он толком не работает, ни она. И плодить нищих... Не очень-то прилично. В свое время сын принял сан, служил священником. Но сейчас пока остался не у дел, не служит в церкви.

Как-то, 16 марта, в день рождения жены, он улетал на съемки, а она должна была вернуться с гастролей. Он накупил ей в подарок много-много разных безделушек, еще - ведра три роз и... шторы (она давно о таких мечтала). В день отъезда он написал записку, оставил ее на видном месте рядом с подарками, потом разложил на полу розы. Войдя в пустую квартиру, где пол был устлан розами, а в складках задрапированных штор прятались подарки, она... расплакалась. Не из-за сентиментальности. Просто подарками в той, «дофилатовской», жизни она была не избалована.

Л. Ф.: Я не старался ее чем-то поразить, я хотел сделать ей приятное, и нет в этом ничего сверхъестественного. А вот Нина меня поражала абсолютно всем. Самим своим появлением поразила.

КАНДИДАТ В ПОКОЙНИКИ
Валерий Суси. Печатается с разрешения автора.

Кандидату в покойники Мамыкину было 34 года. Почти 180 см. Двух сантиметров не доставало вечером. Зато утром только одного. Почти - атлетическое сложение. Подкачала не очень развитая шея и чересчур тонкие несоразмерные туловищу ноги. Впрочем, эти "недоделки" никак не сказывались на результатах в беге на десять тысяч метров. Побеждал он часто. Правда, все это было в прошлом.

Теперь Мамыкин жил на пятом этаже девятиэтажного дома в двухкомнатной квартире с окнами на загаженный пустырь, постепенно превращающийся в свалку от человеческого равнодушия и лени. Жил он с женой Тамарой и шестилетней дочерью - Светкой.

Просыпался Мамыкин раньше всех в доме. Не в квартире, а, именно, во всем доме. Припозднившиеся звездочки на небе еще мешкали, словно, последние зрители в фойе театра. Мамыкин бесшумно надевал синий в белую полоску спортивный костюм, литые кроссовки и отправлялся на свою ежедневную "десятку". К девяти нужно было являться на работу. В налоговую инспекцию. Нет, ему не требовалось пугать торговый народ внезапными налетами. Он был кабинетным чиновником. Блатная, вообщем, должность и с хорошим окладом. Синекура. За бывшие заслуги.

Мамыкин не курил, спиртное не употреблял и соблюдал режим питания. Он не знал, где находится районная поликлинника. Потому что никогда там не был! Ни разу! Зачем? Его организм функционировал как новенький серийный двигатель "Мерседеса".

От всего от этого у Мамыкина было постоянное и ровное, как ток в цепи, настроение.
Иногда, такому состоянию мешают жены. Бывает. Но у Мамыкина и здесь был полный ажур. А, например, тещи так и вовсе не было. Царствие ей небесное!

Что еще человеку надо? Ну, может поменять квартиру с двухкомнатной на трех? Затея вполне по силам. Одним словом ничто не давило и не напрягало.

Тем не менее, Мамыкин был стопроцентным кандидатом в покойники, знал об этом и относился к этому с олимпийским спокойствием, хоть и никогда не приходилось становится Олимпийским чемпионом. Он, даже, умудрялся забывать об этом. Напрочь.
А что до того, чтоб страдать из-за этого по ночам, так об этом просто смешно говорить!
Мамыкин засыпал со стартовой скоростью.

Шеф Мамыкина, мужик подлый и вредный (иначе, шефом бы не быть) помимо того, к счастью, был еще и подхалимом и знал достоверно о том, кто стоит за спиной подчиненного. Потому вел себя с Мамыкиным не так как с остальными, а ласково и осторожно, как ведут себя в чужом доме с хозяйской собакой, добродушной на вид, но слишком пристально следящей за движениями рук гостя. Настороженность шефа вдобавок имела занозистую мотивировку, оценить которую мог любой пронырливый и информированный тип. Стоило лишь отъехать от города на двадцать километров в нужном направлении. Дача достраивалась. Оставалась только внутренняя отделка.
Опасность же состояла в том, что совершенно не требовалось быть компетентным строителем, чтоб представить сумму затрат на ее строительство. Жизненный опыт шефа подталкивал к тому, чтоб внести изменения в существующий порядок вещей. Он же, жизненный опыт, подсказывал решение проблемы. Обычное, без выкрутасов.

- Зайди, Игорь. Разговор есть, - сказал он по телефону. Сначала думал пригласить отобедать, но по размышлении пришел к выводу, что это было бы преждевременно и могло бы быть воспринято не так, как он того желал.
- Кофейку? - предложил шеф и указал на журнальный столик в углу, заранее сервированный и не предусматривающий отказов. Место для неофициальных переговоров.
- Спасибо, Николай Петрович! С удовольствием! - отреагировал кандидат в покойники.
Какое-то время шеф потратил на ритуальное вступление, поговорив о делах семейных, о погоде и о рыбалке, поглядывая на Мамыкина по рыбацкой манере - с тем же интересом, с каким привык наблюдать за красненьким поплавочком, подрагивающим на неверной воде.
- Ты, Игорь, кадр перспективный в нашем ведомстве. Тебе расти и расти. Вот я и подумал, что пора тебе и основательные корни пускать. Врастать, как говорится, в нашу почву по самую "макушку". Ты ведь, как я понимаю, уходить от нас не собираешься?
"Идеальный был бы вариант" - сказал сам себе шеф и улыбнулся, словно, раздвинул створки шкафа.
- Уходить? Да нет! Даже не думал об этом! - бесхитростно произнес Мамыкин.
- Ну, вот и прекрасненько! Я так и предполагал! Потому и говорю, что надо тебе врастать в нашу землю. Я имею ввиду, между прочим, врастать в прямом смысле!
Это как? - не догадался Мамыкин.
- Да, очень просто! Бери участок и строй дачу! Врастай на здоровье!

Глупейшее предложение для кандидата в покойники! Бессмысленней и быть ничего не может! Однако, Мамыкин, вопреки всякому здравому смыслу - заинтересовался. И высказал только одно сомнение. Это насчет денег. Потянет ли?
- Возьмешь льготный кредит на двадцать лет. Я тебе помогу! - успокоил шеф.

Кредит на двадцать лет! Ничего не скажешь - хорошее развлечение для кандидата в покойники! Настолько хорошее, что Мамыкин и согласился тут-же, и на прощание, в благодарном порыве так сжал руку шефа, что тот изогнулся, словно червячок на крючочке.

Болельщики! Трибуны стадиона, где воздух меняет свой химический состав и добавляет ко всем известным соединениям еще парочку, от которых и публика, и те, кто на дорожке или в секторе, испытывают покалывание по всему телу, как от крапивы. "Мандраж" на спортивном языке. Со страхом нет ничего общего. Мамыкин, иногда, скучал по этому ощущению, по возбужденной толпе, способной вдыхать и выдыхать, как один человек.

Теперяшняя его "десятка" пролегала сначала по затертому тротуару, потом по гравию сквера, потом выводила на глинистую дорожку вдоль шоссе, сворачивала на неровный участок мимо запасных путей железной дороги, а дальше превращалась в лесную тропинку.

Полгода, приблизительно, тому назад у Мамыкина появился странный "болельщик". Он поселился в заброшенном вагончике. Каждое утро усаживался на ржавые ступеньки с бутылкой пива и, когда Мамыкин появлялся на дорожке, он привставал и проговаривал: "Все бежишь? А куда? Куда же ты бежишь?". Короткое расстояние (вагончик чуть-ли не заваливался на дорожку) не могло обмануть слух, и дурацкая фраза ложилась в ухо точно, как бильярдный шар в лузу. "Чокнутый", - подумал Мамыкин. Внешний вид "болельшика" добавлял предположению правдоподобия и подсказывал причину разрушений мозгового аппарата. Банальнейшую, впрочем, причину и очевиднейшую. Алкогольное помешательство. Катастрофическая засуха в голове, как в пустыне Гоби. Его попытки влить жизнь при помощи бутылки пива были равносильны попытке оживить пустыню, опрокинув в песок стакан воды. Естественно, он не брился и щетина прорастала на его физиономии довольно произвольно, как мох на полянке. Глаза безнадежно терялись в опухлости и были также труднодоступны, как белый гриб для человека впервые попавшего в лес. На нем был армейский ватник и армейские же кирзовые сапоги.

Мамыкин заметил, что ускоряет бег в этом месте. Железное правило - не нарушать ритм движения подвергалось насилию. А "болельшик" не пропускал ни одного забега... И каждый раз произносил одно и тоже...

Строительство дачи коренным образом изменило образ жизни и заняло в ней все "свободные места". Так и напрашивалось ответить на приглашения знакомых: "Свободных мест нет".

- Как жизнь, Игорь? - звонил приятель.
- Строю дачу.

Через год телефон в доме превратился в ненужную вещь и не убирался, видимо, из-за потенциальной возможности воспользоваться тремя номерами - "01", "02" и "03".

Николай Петрович помог получить кредит, но размер его оказался много меньше того, о котором речь шла первоначально. "Ничего, сделаем это в несколько этапов", - успокоил шеф, - "У банка появились некоторые несущественные проблемы, но это ненадолго". Со стройматериалами вышла та же петрушка. Мамыкину перепала одна халявная машина. Вторая так и не появилась. "Накрылась лавочка", - констатировал, но без паники Николай Петрович, - "Будем думать".

Настал момент, когда кредитные деньги все вышли, а вместе с ними как-бы вышел и дух из недорожденного существа. Инкубатор перестал действовать. Мамыкин ощущал себя безмозглой рыбиной, заглотившей коварный крючок. Какие претензии может предъявлять глупая рыба хитрому рыбаку? "Золотая рыбка" хоть поторговаться могла...

Половина дачной эпопеи была перенасыщена незаконными операциями. Начиная с выделения участка и кончая приобретением досок, разбросанных беспорядочно по всей территории и из-за непогоды, вряд-ли, теперь годных для того, чтоб сколотить сколько-нибудь приличный гроб.

"Плохо дело, Игорь! Плохо! Банк накрылся! Вылетел в трубу! Кто ж мог такое предвидеть?", - как-будто сочувствовал "рыбак", если рыбак способен сочувствовать пойманной им рыбине.
Николай Петрович не видел больше в Мамыкине угрозы. Рыбина безопасно дергалась в надежном рюкзаке.

Семейный бюджет утверждался с боем как в российской Думе. Бывший призер и победитель не хотел сдаваться.

- Ну, зачем? Зачем нам эта несчастная дача? - восклицала Тамара.
Положа руку на сердце Мамыкин не смог бы ответить на этот вопрос. Но он этого не делал. Он не клал руку на сердце.
- Раз начали, надо довести дело до конца! Столько денег вбухали...
- И ты хочешь еще вбухать? Из нашей зарплаты? Я пальто пять лет не могу купить!
- Надо потерпеть...
- Сколько терпеть? Я хочу пальто сегодня! Я не хочу его даже завтра!
- Это каприз! Ты не думаешь о будущем!
- Зачем мне думать о будущем? Я хочу жить в настоящем!
- Глупо не думать о будущем!
- Глупо не думать о настоящем!
- Ты не права!
- Нет! Я - права!
Все как у политиков. Назревал кризис.

Мамыкин бежал свою "десятку". Голова работала в режиме арифмометра. "Если это помножить на двенадцать месяцев, то будет, будет..." Он прикидывал результат и настроение его падало как ртуть в барометре от заморозков. Плохое настроение вызывает желание поскандалить также как хорошее - пошутить. Поэтому, когда Мамыкин свернул в сторону железнодорожных путей и приготовился услышать обычную реплику "болельшика", он ощутил нечто вроде нетерпения и догадался тут-же, что на этот раз не пробежит мимо с равнодушным видом.

Похмельная рожа была на месте. На том самом, которое заставляло убыстрять бег, нарушая заданный ритм. Теперь Мамыкин наоборот - замедлил бег.
- Все бежишь? А куда? Куда же ты бежишь? - привстал "болельшик". Слова эти звучали как заученная песенка.
Мамыкин остановился.
- Слушай, мужик! Чего тебе надо? Что ты имеешь ввиду?
- О! А я, грешным делом, подумал, что ты останавливаться не умеешь и так с разбегу - прямо под крышку гроба!
- С чего бы это?
- Как это - с чего? А куда ты еще метишь?
- А, ты в этом смысле... Ну, так мне об этом некогда думать. Других проблем хватает.
- Чудак! Какие проблемы могут быть у кандидата в покойники?
- Это я, что-ли, кандидат в покойники?
- А кто же ты еще? И ты, и я, и все мы всего лишь - кандидаты в покойники.
- Демагогия!
- Истина.
- По твоей истине лучше и не жить вовсе.
- Это ты напрасно! По моей истине нужно жить по совести и не желать лишнего.
- Это ты так живешь? - усмехнулся Мамыкин.
- Да, я живу по совести и лишнего не желаю. Это правда!
Слова алкаша разместились как-то неудобно. Как в переполненном автобусе, когда жмут со всех сторон и топчут ноги. Да и как-то переставало казаться, что в голове его сплошная засуха. Нет, был там еще какой-то арык...
- И что же, твоя совесть привела тебя сюда? Насчет лишнего ты, пожалуй, прав.
- Это заметно...
- Совершенно верно! Именно, совесть привела меня сюда.
- Не очень-то понятно, сказать честно!
- Я - кандидат в покойники и живу как кандидат в покойники! То бишь - по совести. А пью, оттого что нравится...
- Ты кандидат в дурдом! В том, что ты говоришь нет никакого смысла. Да и говоришь ты известные всем вещи. Подумаешь - Америку открыл!
- В моем образе жизни не меньше смысла, чем в твоем. Я всего лишь пью, а ты небось мотаешься с утра до ночи за бессмысленным.
- Лечиться тебе надо. У тебя, знаешь, серьезные проблемы с головой.

Мамыкин повернулся к нему спиной и затрусил дальше.

- Ты - это... про свою голову тоже не забывай! - донеслось до него.

Оборачиваться Мамыкин не стал. "Все правильно. Как я и думал - чокнутый! Капитальное повреждение на почве алкоголизма". Однако, арифмометр сбился и так до дому и не смог включиться.

На второе утро Мамыкин сменил маршрут. Он не стал сворачивать к запасным путям, а продолжал бежать прямо до шлагбаума и уже потом повернул к лесу. Крюк, конечно.
А через несколько дней, за чаем, он сказал жене: "Я тут подумал... Ты права! Ну, ее к черту, эту дачу!".
Тамара удивленно посмотрела на мужа. Она-то знала его упрямый характер!
Но и то правда - спорт упрямых любит!

Под редакцией Андрея Травина. Третий год издания.