Реклама в Интернете

Okujava Script

На 40 дней со дня смерти Булата Окуджавы

Copyright Andrey Travin 1997

Что такое душа - человечек задумчивый,
всем наукам печальным и горьким обученный.
Булат Окуджава

Вместо пролога

"Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца". Как много сайтов мертвых. Неинтересных. Из записок Монаха

В рожденье смерть проглядывает косо
Владимир Высоцкий

Не каждому дано было родиться в День Победы, как это выпало Окуджаве. И вряд ли какой-либо еще веб-странице смерти дано было родиться в день смерти Окуджавы, как это оказалось суждено данному сайту.

Новобранцев, среди которых был и 17-летний Окуджава, крестили огнем. Данная страница получила крещение... уже свершившейся смертью уцелевшего на войне Окуджавы.
Конечно, вы подумаете - "много чести". Но это не риторика, поверьте. Первоначальный вариант этой страницы был написан в час его смерти. На следующий день я выложил Смерть в Интернете в Сеть. И примерно через час-другой открыл траурный выпуск "Вечернего Интернета". То есть я, как и сказано в эпиграфе, узнал об этой смерти исключительно из нашей Сети. И кому, как не ей, я должен был поверить свои мысли по поводу этой смерти.

Скрипт со скрипичным ключом

Как известно, Script в контексте Сети - это сценарий диалога.
Сценарий жизни Окуджавы был характерен задумчивым диалогом с читателем или слушателем. А синтаксис этого диалога был предельно прост. И поскольку в сценарии своей жизни Булат Шалвович старался следовать "предназначенью своему, на этот свет меня явившему", наверное, никому из создателей мемориальных страниц не вспомнить существенных Okujavascript error.

В 40 дней со дня смерти человека его душе назначается место в потустороннем мире, в котором ей пребывать до воскресения мертвых и Страшного Суда. Поэтому в данной заметке будет так много говориться о душе.
Хотя Окуджава был из поколения преимущественно безбожников, и известное его стихотворение "Не верю в бога и судьбу" вполне могло быть личным, то есть таким, в котором автор сливается с лирическим героем.
Впрочем, Бродский, к примеру, тоже не принадлежал ни к какой церкви. (В прошлом году в журнале "Арт-Петербург" была опубликована стенограмма вечера его памяти (сейчас, уже удаленная), из которой врезались в память слова Александра Кушнера "у поэта свои отношения с богом").

В этой связи хочется процитировать самую первую песню Окуджавы, написанную в 1946 году (то есть за 11 лет до его второй песни - "Ваньки Морозова"). Как многие знают, это была песня "Неистов и упрям, гори огонь, гори. На смену декабрям приходят январи". Так вот оттуда - нужные строки:

Прожить года дотла,
а там пускай ведут
за все твои дела
на самый Страшный Суд.
Пусть оправданья нет,
и даже век спустя
семь бед - один ответ,
один ответ - пустяк.

Мне неизвестно, какое стихотворение Окуджавы было последним. Может быть, мы этого даже и не узнаем, поскольку рукописи его последних произведений были украдены кем-то из посетителей находившейся в трауре квартиры мэтра.

А одной из последних (или, возможно, последней) прижизненной книгой Окуджавы стала та, о которой я узнал из "Новостей КСП".

Окуджава Булат. Зал ожидания. Стихи. - Нижний Новгород: "Деком", 1996.- 108 с. - 50000 экз. "В новой книге замечательного поэта и прозаика Булата Окуджавы впервые публикуются произведения, написанные в 1990 - 1995, а также не издававшиеся стихи предыдущих лет."

Книжка открывается автографом стихотворения "Нынче я живу отшельником", заключительные строки которого и дали название всей книге.

Hаша жизнь - это зал ожидания
от младенчества и до седин.
Сколько всяких наук выживания,
а исход непременно один.

Ныне, когда ожидание автора окончено, я попытался вспомнить одну из старинных пародий тоже ныне покойного Александра Иванова:

"Я гитару как косточку в теплую землю зарою,
и ее поцелую и струны на ней оборву,
а затем я умру, чтоб усилить посмертную славу,
а иначе зачем на земле этой вечной живу".

Теперь мы сможем оценить посмертную славу Окуджавы, а взвесить то, зачем он жил на земле, сможет сами знаете кто. И, говорят, случится это как раз на сороковой день.
Ну а пародист-афорист всегда работает над первой фразой, и она понадобится нам в этом разговоре только для эпиграфа к очередной главе.

Конец окуджавской эпохи

Читатель наш рожден был хватом,
да жаль его - сражен Булатом
Александр Иванов

Можно утверждать, что 12 июня не закончилась целая "эпоха".
Но эпоха Окуджавы действительно существовала (хотя термин этот, на самом деле, был не в ходу, его не склоняли в речах как, скажем, ярлык "руставелевская Грузия").

Я пришел в московский КСП в 1979 году и даже там эпоху Окуджавы уже не застал. То есть в это время песня "Возьмемся за руки друзья" еще исполнялась как старинный гимн, но собственные песни моих ровесников имели настроение "мне хочется побыть одному" - настроение, разделившее поколения. И эти песни хором уже почти не могли исполняться: яркий пример - тому Михаил Щербаков, у которого есть лишь одна хоровая песня, носящая вполне окуджавское название "Трубач" ("Ах, ну почему наши дела так унылы").

Но, повторюсь, эпоха Окуджавы в 60-е существовала.
И хочет того или не хочет очередной молодой человек с гитарой, песни которого ровесники начинают воспринимать как наставления духовного учителя, он должен выбирать свой жизненный путь с учетом этой ситуации. Ведь пророки говорят то, что им на ум придет, а следовать их прекрасным словам - значит увязнуть в бедах. Тем более, когда сам пророк по-человечески ошибается (авторская песня как жанр чужда самовозвышающего обмана).
И если, скажем, молодой Боб Дилан, которого его ровесники слушали как мессию, сменил акустическую гитару на электрическую, чтобы петь и играть громче (надолго замолчав значительно позже), то Булат Окуджава замолчал на много лет в самом расцвете популярности. Ибо он раньше своих слушателей осознал, что вместе с "комиссарами в пыльных шлемах" вел их не совсем тем, что надо, путем. Песни типа "А что я сказал медсестре Марии" уже воспринималась как история, да и неумирающие (как сказал бы патриарх французской авторской песни Жорж Брассанс - "вневременные") песни типа "А как первая любовь" слишком напоминали слушателям об их вине - в смысле виновности (как раз в те годы, когда в почете было вино).

При этом Окуджаве, вроде, ничего физически не угрожало. Если не считать того, что быть творцом почти всегда смертельно опасно и неблагодарно. А впрочем, творец не нуждается ни в чьей благодарности.

Но моему скромному мнению, была еще одна причина песенного молчания Окуджавы практически в течение всех 70-х.
Это были годы расцвета таланта и гражданского мужества Галича и Высоцкого. А когда их обоих не стало, голос Окуджавы стал жизненно нужен Отечеству, чтобы легче было дожить до следующей оттепели. 1981-1984 годы стали периодом активного песенного творчества Булата Шалвовича, многие его ведущие песни, в том числе "Дворянин с Арбатского двора", "Когда воротимся мы в Портленд", были написаны именно тогда. Война в Афганистане подхлестнула его изначально важнейшую пацифистскую тему: песни "Ворон", "Солнышко сияет, музыка играет", "Баллада о молодом гусаре", "Дерзость или разговор перед боем" написаны именно тогда, хотя афганская война названа почти по имени ("то вдруг - на Памире...") только в "Римской империи времени упадка".
А последний песенный хит Окуджавы впервые публично прозвучал в мае 1984 года на концерте в честь собственного 60-летия - "Музыкант играл на скрипке, я в глаза ему глядел". Это была последняя его песня, которую пел народ. А Окуджаву удивительно легко исполнять, можно открывать песенник и нормально петь и играть прямо с листа. Трудно исполнять его песни только певцам официального искусства. Студент 1-го курса Ленинградского медицинского института Михаил Чулаки (ныне второй отечественный писатель, работающий в WWW) написал в 1967 году про пластинку, где четыре песни Окуджавы исполнили Кобзон и Кристалинская: "и песни погибли, не вынеся клейма дешевой серийной профессиональности". Возвращаясь к исполнению песен самим автором, заметим, что после своего 60-летия Окуджава уже почти не выступал с гитарой. Позже были автобиографические рассказы Окуджавы и стихи о сталинских временах, болезни, семидесятилетие, болезни, неоконченные произведения, Смерть.
Эпоха Окуджавы кончилась еще задолго до Нее. Но люди его эпохи были живы. И он был нужен им еще после Нее.

И после того как, прощаясь со своей эпохой, Булат Шалвович спел в начале 80-х о реконструкции культовой улицы "Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант", я думал, что любимый автор по "картинному" Арбату не гуляет. Однако менее года назад я встретил его в воскресный день на многолюдном Старом Арбате. И надо отметить, что я прошел следом за ним четверть улицы и запомнил, что автографы ему пришлось давать лишь дважды. На арбатском дворе стояла другая эпоха, которую уже не назовут именем какого-нибудь поэта (в то время на стене московского ЦДЛ появилась свежая надпись "поэт в России больше не поэт").

Шансонье и прозаик.

"Тот, кого звали "русский Брассанс", - писала на следующий день после смерти Окуджавы французская "Либерасьон", - находился во Франции в течение нескольких недель".
Действительно, Брассанс (которому посвящена подборка песен на данной странице) во многом похож своим местом в культуре на Окуджаву (с той разницей, что Брассанс не писал прозу). И Булат Шалвович был автором предисловия к одной из публикаций Брассанса на русском языке в журнале "Иностранная литература". А вот французского языка Окуджава совершенно не знал, с врачами в Париже объясниться не мог и очень этим тяготился в последние дни своей жизни.
Зато слово "шансонье" он знал и любил. При этом любил, как говорят, поворчать, что когда на гастроли приезжает третьеразрядный французский шансонье, то ему дают лучшие залы, а в это время отечественные шансонье лысинами покрываются, а концертных площадок в родной столице не получают.

Между тем, своим призванием Булат Шалвович называл прозу.
Очевидно, нельзя написать монографию в девяти томах о том, что мир спасет доброта, но можно написать об этом роман, ведь творец творит жизнь. Большая форма порождает, по крайней мере, перспективу, исторический экскурс и прогноз. Ну и, как правило, сюжет.
Один из его знакомых сказал про великолепный исторический роман Окуджавы "Путешествие дилетантов", что "в наше время его можно было бы назвать "Прогулки фраеров"". (Окуджаве этот афоризм очень понравился и был отражен в специальном стихе). А как сейчас можно было бы назвать "Путешествие дилетантов" - "Прогулки ламеров" или "Приключения чайников"? По-моему, лучше "фраеров" ничего не придумаешь. Ибо "фраер" - человек, свободный от воровского закона. А Окуджава для меня - олицетворение человека, который строит свое благополучие не за счет других. А это очень укрепляет даже после смерти мэтра.

"От пролога к эпилогу"

Пусть память - нелегкая служба, но все повидала Москва,
и старым арбатским ребятам смешны утешенья слова.
Булат Окуджава

Очень жаль, если кому-то покажется, что на мемориальной странице я "учу жизни" тех, кто до сих пор не может "никак поверить" в смерть. Просто сама смерть весьма поучительна... А когда умирает живой классик, он становится просто классик. И поверить в это очень легко.

Reuters свое сообщение о смерти Окуджавы завершило словами Ольги, что он умирал "в психологическом напряжении одиночества".

Что такое душа? Человечек задумчивый,
всем наукам печальным и горьким обученный.
Видно, что-то не так в его грустной судьбе...
Но - он сам по себе,
а я - сам по себе.

И последнее. В первоначальном варианте данный текст завершался фрагментом кода на JavaScript (и, в общем, не ради дизайна, а ради названья).Однако, в конце концов, я его исключил. Ведь, как очень давно спел Окуджава, "настоящих людей так немного, на планету совсем ерунда" и

эта страница тестируется в Вашей душе