|
28 МИНУТ НА СБОРЫ 
Звонок не был похож ни на телефонный, ни на дверной - более
всего он походил на школьный. Федор подозрительно посмотрел на
будильник - тот молчал. "Что же может так громко звонить?" -
Федор принялся вращать головой, пытаясь засечь ушами, как
локаторами, источник звука, но все напрасно: звенело, казалось,
из всех четырех углов комнаты. Федор перешел в свой
кабинет-спальню, но и там звон слышался столь же отчетливо; не
помогло ему и то, что он закрыл уши ладонями: звонок продолжал
верещать с той же силой в самой голове. Федор начал
раздражаться. "А ведь это неспроста", - неожиданно для самого
себя подумал он и украдкой покосился на зеленые цифры
электронного будильника: 23:32. Половина двенадцатого. Без 28
полночь. Он начал как будто что-то понимать, в голове его
зашелестели обрывками телеграфной ленты сухие фразы: "... в
ноль часов ноль минут... летальный эффект... возможно
спускаться... в зимнее время..."
Федор стукнул себя кулаком по лбу: "Остолоп же я!
Инструкция!! Одевайтесь в шубу и шапку!!!" Будто подтолкнул его
кто коленом под зад, сорвался он с места и бросился к
гардеробу. Сердце едва не выпрыгивало из грудной клетки: "А
вдруг, на самом деле? Вдруг полечу! А зима ведь... Вчера -14
было, сегодня днем тоже не меньше, а ночью?.. Одевайтесь в
шубу!"
Он с такой силой дернул запертую дверцу шкафа, что она
открылась без всякого ключа, и принялся спешно срывать с
вешалок и хватать с полок первые попавшиеся под руку вещи,
чтобы тут же натянуть их на синий спортивный костюм, который он
носил зимой дома. Звонок надрывался пуще прежнего, но теперь в
нем слышалось Федору не предупреждение, а одобрение.
"Безопасность гарантируется на 90 процентов (много это или
мало?)... одевайтесь в шубу и шапку!". Нырнув головой в третий
по счету шерстяной свитер, натягивая на ходу вторую пару брюк,
Федор пропрыгал на одной ноге в прихожую за дубленкой. Он
страшно суетился, но от этой деятельной суеты становилось
весело, хотя и жутковато. Разобравшись со штанами, он сдернул с
вешалки дубленку и... бросил ее на пол. "На всякий случай надо
одеть что постарее", - он достал из стенного шкафа телогрейку,
которую обычно одевал в походы на овощную базу и "на картошку".
Левый рукав этой еще отцовской "фуфайки", как он ее называл,
был разодран собакой на базе (за что она тут же была обстреляна
свеклой при поддержке Горячина), и из лохматой дыры торчал клок
грязной свалявшейся ваты, однако Федора это сейчас не смущало:
все равно ночью и на высоте никто не увидит. В довершение всего
он натянул на вязаную лыжную шапочку ушанку из рыжей корейской
собаки, опустил "уши" и завязал тесемки на бант под самым
подбородком.
Звонок оборвался. Федор подошел к зеркалу в прихожей,
осмотрел свою экипировку и остался ею доволен. "Хоть сейчас к
челюскинцам на льдину", - подмигнул он своему отражению,
отмечая в себе все возрастающий энтузиазм. "А что, и полетим!"
- сказал он вслух довольно уверенно, затем прошел в гостиную и
уселся в кресло (ему почему-то представлялось, что если
каким-то чудом ему и удастся полететь, то только в кресле).
Часы показывали без шести минут полночь. И тут на Федора
нахлынуло ощущение, что он выступает главным действующим лицом
некоего дурацкого розыгрыша. "Скорее бы полночь, а то совсем
запарюсь, - расстегнул он верхнюю пуговицу телогрейки. - Ну и
мудак же я! Хорошо хоть не видит никто. Хотя чем черт ни
шутит... теперь недолго ждать осталось, досижу честно до
двенадцати, разденусь - и сразу в кровать, а то завтра на
работу вставать в семь: черная суббота, мать ее!" Без двух
минут полночь все три лампочки люстры начали синхронно мигать.
Сперва они мигали очень часто, как испорченная трубка дневного
света, потом - все реже и реже - и, наконец, совсем потухли.
Федор посмотрел в окно: в доме напротив свет горел. "Это уже
интересно", - почти обрадовался он, уверяясь в том, что не
напрасно потеет. Однако он все сильнее ощущал себя в роли
человека, по ошибке занявшего в цирке место подсадки и только в
последнюю минуту начавшего подозревать что-то неладное.
В следующий момент он ощутил, как по всему телу разливается
необычайная легкость, мышцы расслабляются, а голова становится
прозрачно-ясной. Затем он заметил, что руки как бы сами по себе
плавно отделяются от подлокотников и медленно поднимаются
вверх, а ноги, выпрямляясь, отрываются от пола. И тут... кресло
отлепилось от зада и уплыло вниз! "Вот это фокус!" - не
удержался Федор. Он теперь находился в той же позе, в которой
сидел всего секунду назад в кресле, но преспокойно висел в
воздухе, касаясь макушкой плафона люстры. Понемногу его тело
распрямилось и вытянулось параллельно полу по стойке смирно, а
люстра, висевшая до этого над самым лицом, равномерно и
неуклонно поплыла назад.
"Чертовщина какая-то", - насторожился Федор, осознавая, что
движется вперед ногами по направлению к окну. Он предпринял
отчаянную попытку опуститься на пол, приказав телу принять
вертикальное положение, но оно не послушалось, точно
парализованное. Федора это крайне встревожило: он ощутил себя в
шкуре животного, которого, всячески успокаивая, ведут в
клинику, чтобы усыпить. Окно приближалось все быстрее...
"Летающий фиксируется намертво", - ударила ему кровь в голову,
и только тут он с животным ужасом осознал всю непоправимость
того, что вот-вот должно произойти. Нечеловеческим усилием,
так, что слезы брызнули из глаз, он в последний раз попытался
вырваться из невидимых тисков, но тело лишь слабо дернулось и
тотчас замерло, став неподвижнее гранитного монолита. Он
закричал, но рот его не открылся, и этот утробный крик никто,
кроме него самого, не услышал; мысли его окаменели,
превратившись в монумент с высеченной по поверхности фразой
"летальный эффект"; в его зрачках выпукло отразилась верхняя
часть белой рамы окна, сквозь стекло которого он беззвучно
выплывал на пустынную зимнюю улицу. На свет фонарей зрачки не
отреагировали.
|
